Мая Виноградова

Плохие рисунки оказались, очень плохие рисунки оказались у этой старушки.
Березки, анемоны семейства лютиковых и немножко собачек.
И курица одна черной акварелью.
Хотя, какая разница?! Если у вас хватит терпения дослушать маин монолог, я думаю что захотите ее рисунков.
Любых.
Мне так кажется.
Кстати, в ее рассказе никаких ужасов, концлагерей, войн и прочего.
Ну, почти никаких (если не вчитываться в ссылки на Википедию).
Только попасть на нужную волну и слушать.
Я не знаю, зачем я это делаю и куда это меня приведет.
Итак,

16.10.2022, 13:00 Ход ха-Шарон, Израиль.
Разговор с Маей Виноградовой в хостеле для престарелых людей.
Стенограмма.

— Привет Мая, так вы начали рисовать в 80 лет?
— Старше! В 88. Приехали мы из Москвы в самом конце 1995 года. Я же врач вообще. Дети очень хотели поехать в Америку, но у нас ничего не получилось.
А я вообще никуда не хотела уезжать. У меня была работа, и последнее дежурство закончилось, когда я поехала в Израиль.
Я уже привыкла к Израилю, хотя язык у меня фиговый, потому что все говорят тут [в хостеле S. G.] по-русски.
Я врач-инфекционист и работала, как зверь.
У меня трое внуков и две дочки.
Одна дочка в Америке, причем она туда не собиралась. Она и работу здесь имела. Ей 66. Она поехала в гости к своим друзьям по институту.
(Я только качаюсь все время, у меня голова кружится)
Так вот, она поехала к своим друзьям по институту и там и осталась, потому что ей сделали предложение.
До этого она была с ребенком одна. Предложение сделали замуж выйти.
У меня две дочери, трое внуков и пять правнуков.
Правнучка старшая уже пошла в армию.
Я родилась в 1931 году. Мне 90 уже, даже больше — 91.
Я никогда в жизни не рисовала. У меня правда всегда были очень хорошие [конспекты]... Я кончила 1-й Медицинский институт. Меня не приняли в Университет. У меня в школе была золотая медаль! И я пошла учиться в педагогический, туда меня сразу приняли.
Ничего, что я столько времени Вашего занимаю?
А потом я ... это самое... взяла документы. Я поняла, что мне там делать нечего и опять подала в Университет.
Меня опять не приняли! У меня даже есть моя золотая медаль, могу подарить! [смеется].
Вот.
И я пошла. Моя директор школы пришла, она была возмущена до ужаса. Русская женщина, Марья Васильевна такая. Она пошла к ректору Университета.
«Как там моя Бушканец?!»
Сейчас я Виноградова давно, по мужу. Муж уже 23 года, как умер. Была Бушканец. Мы приехали сюда вместе. У меня был замечательный муж, который знал прекрасно Пастернака! Его мачеха (видите?) висит у меня над головой.
Да, и Сахарова я знала. Я знала всех этих людей. Дочка Сахарова была у меня дома. Я всех этих людей знаю. Все мои друзья попали в Америку.
У меня работа была — во! [показывает большой палец]. Я ездила на одной машине, одна машина на Москву была, так как у меня высшая категория была, мне очень хотелось всю жизнь, хотелось именно инфекцией заниматься.
Но меня, в общем... ну, меня не взяли в Университет, сказали, что не нужно нам. На биофак я не поступила и пошла в педагогический, отучилась там. В Ленинский. Вы тоже там учились? Очень славный институт, очень славный.
Вы тоже из Москвы?
А, Вы знаете, я, вообще-то говоря, книги пишу. Я написала 3 книги, только не полностью, конечно, а только три статьи в альманах.
Кстати, вот бумажка, с помощью которой я Вас обнаружила [показывает перепечатку статьи https://www.newsru.co.il/israel/29oct2020/saamuseum_501.html]. Моей дочке бросили в почтовый ящик. Не знаю, кто. Положили в почтовый ящик, а она передала мне. Она живет в Кфар Сабе. Она принесла мне, я прочитала. И подумала, что мне тоже надо бы заняться чем-нибудь. Потом я потеряла эту бумажку. А потом опять нашла. И когда нашла, уже думала — «Ну, теперь точно позвоню!»
Ну вот. После института я пошла работать, я работала все время врачом-инфекционистом. Безумно любила свою работу. Так любила, что передать Вам просто не могу. И еще была счастлива, что не поступила в Университет.
Я работала до последнего. В предпоследнюю ночь я еще дежурила. У меня последняя работа была очень интересная. Я сама организовала эту бригаду, которая занималась... Я консультировала врачей, только врачей. И я просто обожала эту работу. Представляете?! Одна машина, я в ней сижу, и меня везут в больницу, которая меня вызывала. До этой работы я работала просто зав. отделением, инфекционным — просто занималась инфекциями.
Знаете еще почему? У меня была подруга — такая Ляля Розанова.
Википедия: [Лилиана Сергеевна (Ляля) Розанова (29 декабря 1931, Москва, СССР — 24 января 1969, там же) — советская писательница, поэтесса, журналистка, популяризатор науки. Учёный-биолог, кандидат биологических наук. Одна из основоположников песенной культуры биологического факультета МГУ. Дочь советского детского писателя, театрального режиссёра Сергея Розанова (1894—1957) и театральной деятельницы, руководителя детского театра Дома пионеров Фрунзенского района Москвы Александры Гроссман (1904—1986). Племянница советского детского писателя Н. Огнёва (1888—1938). Умерла в 39 лет от тяжелого порока сердца, осложненного последствиями скарлатины. Похоронена на Новодевичьем кладбище рядом с отцом, матерью и сыном]
https://ru.wikipedia.org/.../%D0%A0%D0%BE%D0%B7%D0%B0%D0...
Слышали такую фамилию? Не слышали? Ну, это потому, что Вы намного моложе меня. Она в Москве умерла.
У меня все это есть, в этих книгах. Мои заметки... Я помню все про этих людей, но иногда забываю первые слова — ну, старость просто.
Сахаров.
Сейчас расскажу. Его дочка, с женой, (известной Вам Боннер), — была дружна с людьми, с которыми я была очень близка. Не по институту, а вообще по жизни.
Был там еще Толик такой, но это, в общем-то, не так важно... И вот по-этому я знаю Сахарова очень хорошо. Он бывал у нас в доме.
А вот этот рядом висит портрет — это Пастернак и Ольга Всеволодовна... это самое... вот вылетают у меня имена...Я ее вспомню, русская у нее фамилия...
Она была женой отца моего мужа Вали, мачехой его.
Википедия: [Ольга Всеволодовна Ивинская (16 июня 1912, Тамбов — 8 сентября 1995, Москва) — редактор, переводчица, писательница. Подруга и муза Бориса Пастернака в 1946—1960.
Большинство исследователей считают Ивинскую прототипом Лары в романе «Доктор Живаго», хотя существует точка зрения, что это собирательный образ.
В середине 1970-х годов Ивинская написала книгу воспоминаний «В плену времени», которая была издана впервые в Париже в 1978 году. В 1989 году Ивинская была реабилитирована по второму делу. В 1960—1990-е годы жила в доме на Вятской улице недалеко от Савёловского вокзала, в квартире, приобретенной на полученные по завещанию Пастернака гонорары, а также на даче в поселке Луговая, где царила богемная атмосфера, гостили Владимир Высоцкий, Александр Галич, актёры театра на Таганке, Эдуард Лимонов.
Скончалась в сентябре 1995 года на 84-м году жизни. Похоронена на кладбище в Переделкино.] https://ru.wikipedia.org/.../%D0%98%D0%B2%D0%B8%D0%BD%D1...
Пастернак ее полюбил. Она — последняя любовь Пастернака. Они здесь вместе.
Еще раз скажу. Она была женой валькиного отца, и родила ему двоих детей. А когда отец Вали умер (он умер рано, в 1942 году), она стала невозможной, последней любовью Пастернака.
Вот эта вот Ивинская, которая за моей спиной на портрете вместе с Пастернаком.
— Как все сложно в жизни!, — говорю я.
— Ужасно! Но зато интересно! — отвечает Мая.

СТУК В ДВЕРЬ, ОНА НЕ ЗАПЕРТА. 
ВХОДИТ СОСЕДКА.
Мая (соседке): — Положи, моя роднуленька, газету вот сюда на стол.
Мне: — Все тут (в хостеле) занимаются кроссвордами, но я не занимаюсь, у меня времени нет. У меня других дел полно.
Ну вот. И она умерла вот как раз в самом конце 1995 года. Но мы уехали не из-за этого, что она умерла.
Мой муж имел очень большое отношение к ней, к этой женщине.
Вот он сидит, в синем. Он был невероятно славный человек. Просто слов нет. Он кончил МВТУ, а подавал документы в Ленком, и его приняли! Потому что он всю жизнь занимался театром.
Его приняли, но его мать забрала его документы. Он русский человек, совершенно. Мать забрала его документы, и ему пришлось бежать и искать место, где учиться! Мать его считала, что актер — это не человек, не профессия.
И вот это вот мой Валька. Но он умер очень давно, 23 года прошло. Был изумительный человек. Он инженер был.
А в Ленком он ходил, он там занимался. Но мама забрала и сказала «это не профессия и нам не на что будет жить». И он побежал в институт, в Бауманский, и его приняли. Он окончил институт. Все было хорошо, нормально, а потом мы поехали в Израиль. Хотели поехать в Америку, потому что у меня там все друзья мои.
И вот сейчас, знаете, Саша. Я занимаюсь эти дни не столько рисунками, сколько собираю документы и письма такого замечательного Вали Райского (у нас такой был на курсе), я с ним вместе заканчивала! Замечательный человек, ну, просо потрясающий. Умный! У нас никаких любовных с ним отношений не было, потому что он Вальку, мужа моего, очень любил.
И вот этот Валька, уезжает в Америку, и ставит сам себе там диагноз «рак». И сам ложится в больницу.
Ужас один.
А выехали мы из Москвы, когда он уезжал в Америку. Понимаете?
И вот сейчас я пишу эти самые его письма, нашла очень много о нем, и написала. Я пишу в издательство «Достояние», в пяти книгах написала статьи. В 2015 году я стала писать.
У меня не
т компьютера. Я сажусь и пишу, руками, конечно.
Я отдала тексты главному редактору этих книг, называется «Время вспомнить». Это сборник. Я написала 5 статей.
Я: — И потом вдруг начали рисовать?
Мая: — Нееееет! Я ничего не рисовала, меня взяли в медицинский, я пошла в медицинский, а потом занималась ра-бо-той! У меня высшая категория по инфекции, я первая ее получила.
И никто, никому в Израиле мы не были нужны! Вы знаете, я кончила такие же курсы, как все, по ивриту. Я приехала сюда здоровая совершенно, мне было 64 года. Ну вот я Ваша ровесница была, я могла незнамо что сделать! Я работала очень хорошо!
Сейчас я помогаю людям в этом доме. А вообще здесь есть 3-4 врача, и никто к себе не пускает. А у меня дверь всегда открыта.
Но! Я не имею права ни колоть, ничего не имею права делать по израильским законам!
А вот как они мучились, что нету врачей?! Не хватает, да?! Если бы я сюда приехала и меня использовали бы, я бы работала, как зверь. Это моя специальность была, понимаете?!
Я помогаю всем людям, кто приходит. У меня дверь открыта.  Они мне рассказывают, что с ними, я ставлю диагноз, и говорю: «Идите к своему семейному врачу, она вам выпишет рецепт и поправитесь».
Ну, а что я могу сделать? Ничего не могу сделать. В государстве такое постановление. Мы не имеем право даже на инъекции витаминов делать! Представляете?!Это не правильно, это очень не правильно. Они сейчас локти себе кусают.  как было трудно, а врачей было — фиг! [показывает два кукиша].
Нет, ну правда!
Про рисунки. Рисовать стала совсем поздно. Я ни-ког-да не рисовала! У меня единственное всегда была очень хорошая тетрадь по гистологии. Знаете, что такое гистология? Ну вот. По гистологии у меня были очень хорошие рисунки. А так я никогда не рисовала.
Даже ежиков не рисовала, мне некогда было. Я всегда работала на полторы, а то и на две ставки.
И начала в 88 лет. Я нарисовала первые свои картинки, которые тут же разобрали тут все [соседи - S. G.] Которые были у своих родителей, у бабушек. А потом они умирали, и мои рисунки их дети забирали с собой. Мне как-то стыдно было просить. У меня первые рисунки были лучше. Знаете почему, Сашенька? Я поняла. Я сегодня это поняла.
Я рисую на столе, а этого нельзя делать. У меня от этого руки начинают трястись, понимаете?
Мне нужен мольберт, у меня есть где-то его картинка. Но здесь мне особенно некого просить. У меня здесь живет дочка младшая, у которой умер муж. Он был великолепный инженер, и вообще прекрасный человек. Ему было только 60. Меньше. Нет, 63 года ему было, когда он умер. Вот. А дочка у меня геофизик. Я так хотела, чтобы кто-нибудь в медицину пошел.
Вот мои девчонки, моя правнучка, которая в армию ушла, подарила мне этот деревянный мольберт [в комнате прямо у входа за дверью стоит мольберт].
Но неудобно мне на нем рисовать. Он большой, громоздкий и я там не могу сидеть, у входа.
Это тоже мои собаки [показывает рисунок]. Нравится Вам? Я пока Вас ждала, за 10 минут нарисовала., за 15 минут одну и другую. Я рисую только по памяти, я не умею срисовывать.
Это акварель. А вот эти, там, большие рисунки — тоже мои. Это когда я начала рисовать, так все время цветы, цветы, цветы...
Мне, конечно, кажется, что это все очень плохое. Но я все время рисую. Эти березки... Я Вам разложила по кучкам [на диване, на котором спит — S. G.]
Это ведь похоже на березки? Я это — «каланьёты» [קלניות (ивр.) — анемоны, семейства лютиковых].
Овощи... Как стала рисовать? Я просто села, взяла бумагу и начала рисовать. У меня было жуткое количество рисунков, просто стыдно говорить. Я не считала.
Если есть кому их куда повесить.
— Мы хотим передать часть Ваших картинок кому-нибудь в какую-нибудь другую страну, — говорю я
— Да вы что!!!
— А это кто? [см. рис. «Курица»]
— Знаете, мне было ужасно. Я зла на одну тетку, которая тут очень ругается, и вообще... Так я пришла домой, схватила черную краску и из нее сделала курицу! Вам нравится? Правда?
Я очень смешная по своей сути, я всегда всех заставляю смеяться. Я не люблю, когда люди жалуются.
— Моя теща, первая (ее тоже звали Майя), она тоже жила в этом хостеле. Я развелся 10 лет назад и сейчас женат второй раз.
— Господи, можно хоть 20 раз жениться. Ой, я знаю ее вашу Майю. Я с ней ездила на экскурсию. Ой, конечно, я знала ее... Замечательная женщина. Мы как-то всю ночь с ней лежали и говорили о чем-то.
Да, я раньше, в детстве никогда не рисовала. Только то, что касалось медицины.
А вот фотография, видите? Это Валя Райский. Я почти два дня не рисовала. Собирала документы. Я пошлю его дочери.
Рисунки, что хотите берите! Если это, конечно, чего-то стоит. Все, что Вы возьмете, я через полчаса сяду и нарисую опять. Я теперь поняла, Саша, что Вам нравится. Я Вам буду их рисовать столько штук, сколько захотите. Березок много у меня, берите еще!
— Я жил в Малаховке, там березки, — говорю я.
— Ой, Малаховка! Конечно, я знаю. Я помню, как меня отвозили туда, к тете Соне перед войной, в Малаховку! Оксенкруг ее фамилия была, не знали такую? Никого уже живьём нету...
У меня муж очень рано умер. Ему так нравился Израиль. Он вообще весь свет объездил. Очень много, по командировкам. И он приехал и говорит мне: «Майка, это такая красота! какие люди! И вообще!» Он был в восторге от Израиля.
Вот еще, кстати, книги. Вам нужны книги? Ну почему нет, я же не продаю... Я из Москвы их сюда тащила. Вот «Пейзажи Подмосковья» Я сама ездила в Москву. Посмотрите, какие прекрасные книги! Я ездила в Москву шесть раз уже отсюда. Собирала все время деньги он нашего пособия чтобы еще раз поехать. Потому что уже Валя мой умер.
Вам пригодятся такие книги? Нет? Ну ладно...
— Скажите мне, какой Вам нужен мольберт? — говорю я.
— У меня другого нет, есть картинка. Я все боюсь Ваше время задержать. Хотите, Саша, у меня вкусный суп есть? Нет? Сейчас я найду картинку мольберта... [ищет и и не находит].
Меня бумага сводит с ума, я сразу начинаю хотеть рисовать. Вот черт знает, куда делся чертеж. Там, знаете, на картинке сиденье такое — ну, обычный стул, а мольберт сделан из каких-то прутьев. Но раз Вы мне так говорите, я буду садиться за этот, который мне подарила правнучка.
— Есть еще настольные мольберты, маленькие, — говорю я.
— Вот бывают такие в продаже? А где же? Я сама куплю! Где их продают вообще?!
— Я посмотрю, — говорю я.
— Тогда возьмите у меня сразу деньги... [оба смеемся]. Я, вообще, очень смешная тетка.
— А почему вам тот мольберт, что у входа, не подходит?
— А потому, что меня бьют по спине все время, когда заходят. Я же дверь не закрываю, а люди без конца идут.
— Давайте его переставим куда-то.
— Можно, наверное. Сейчас Саша. Вы выбрали рисунки? Возьмите самые лучшие.
— Где Вам удобно поставить мольберт? — говорю я, — вот тут [ставлю], и нужна табуретка для красок. У вас есть?
— Да, есть. В туалете. Я называю его «вторая комната». Там табуретка есть. Села. Ой, насколько же это приятно, господи. Я так мучилась там, на столе. У меня начинают трястись руки.
Можно действительно так сделать.
— Только чтобы у Вас тут было где жить, спать. Мольберт занимает много места.
— Ой, ну что мне жить-то, господи. Спать хватит, нормально. а вот эти вот картинки Вам нравятся? Знаете, Саша, у меня соседка тяжело больная. Так она повесила мою такую картину и говорит, что когда утром открывает глаза, смотрит на картину и ей лучше. Подписать Вам картинки? что там, «Виноградова» написать?
— Напишите «Пикассо», дороже будут, — говорю я.
— Какие же тут плохие шариковые ручки, высыхают от такой жары... Все. Пишем.
А вот эти Вам нравятся? Я за 10 минут их делаю...

***

От себя могу добавить, что если взять любую старую жизнь и пристально на нее посмотреть, то откроются очень важные вещи, знать которые нам нужно. Надо только ненадолго притормозить и прислушаться. Может быть, в этих рассказах и есть мудрость старости.

Рисунки прилагаются к тексту. Отдавать будем бесплатно, стоит только пересылка. Очень хотим, чтобы работы Маи Виноградовой оказались у разных людей в разных странах.

Кто хочет получить рисунки Маи отметьтесь пожалуйста в комментах.

Просто напишите, к примеру, «Я хочу березки номер три». Если желающих на одни березки будет больше одного, проведем розыгрыш.

Помочь Музею можно здесь https://saamuseum.com/ru/support-museum/.

Музей уникальный, нету такого нигде.

Mы существуем на вашу помощь.

Спасибо всем уже откликнувшимся.

Всех обнимаем.

Главные администраторы С. Г. и Т. Ц.